даже затаил дыхание в надежде, что она решит, будто ей это послышалось. Но хозяйка, не слишком об этом заботившаяся, уронила щипцы, которые громко зазвенели, после чего она принялась извиняться, и миссис Уилсон убедилась, что слух не обманул ее и что Джеб вернулся.

— Джеб! Джеб Лег! — взволнованно позвала она.

«О господи! — подумал Джеб, нехотя направляясь к двери в ее спальню. — Неужели так уж грешно будет, если я сейчас немножко привру? Она, может, хоть заснет, а то ведь сколько предстоит ей бессонных ночей, если завтра дело плохо обернется. Словом, попробую».

— Джеб, это вы там? — снова спросила она дрожащим от нетерпения голосом.

— Ну конечно. Я просто думал, что вы уже спите.

— Сплю?! Да разве я могу заснуть, пока не узнаю, нашли ли Уилла?

«Ну, мужайся», — прошептал про себя Джеб, и вслух сказал:

— Все в порядке! Он нашелся, целый и невредимый, и завтра явится в суд.

— И докажет это… как это там называется? Он подтвердит, что Джем был с ним? Ох, Джеб, да говорите же! Скажите мне все!

«Сказал „а“, говори и „б“, — подумал Джеб. — Что один грех замаливать, что несколько. Хочешь не хочешь, а надо продолжать».

— Да, да! — крикнул он, остановившись у ее двери. — Он все докажет, и Джем выйдет из суда чистеньким, как новорожденный.

Он услышал, как за дверью что-то зашуршало, и догадался, что миссис Уилсон, очевидно, опустилась на колени, а потом до него донесся и ее дрожащий голос, возносивший благодарность и хвалу Господу, и радостные всхлипывания.

А у него, когда он услышал это, сердце так и заныло: он подумал о том, какой ужасный удар, какое страшное разочарование ждет ее завтра. Он понял, как недальновидна была его ложь. Но теперь было уже поздно.

Тем временем миссис Уилсон кончила молиться.

— А Мэри? Вы виделись с нею у миссис Джонс, Джеб? — продолжала она свой допрос.

Он тяжело вздохнул:

— Да, я застал ее там живую и здоровую, когда пришел во второй раз.

«Господи, прости меня! — пробормотал он. — Кто бы мог подумать, что на старости лет я стану лжецом».

— Да благословит ее Господь! Она что, здесь? Почему же она не идет спать? Она ведь, наверно, устала.

Джеб откашлялся, задушив в себе остатки совести, и сказал:

— Она так измучилась от этого своего плавания, что миссис Джонс предложила ей переночевать у них. Оттуда и до суда рукой подать, а ведь ей там с утра надо быть.

«Лиха беда начало, а дальше все идет как по маслу, — проворчал себе под нос Джеб. — Видно, прародитель лжи помогает человеку: я так лихо вру, точно говорю чистейшую правду. Ну, теперь она успокоилась. И то хорошо. Пойду-ка я скорее, пока сатана вместе с нею не принялся за меня снова».

И он вернулся в парадную комнату, где усталая хозяйка поджидала его. Муж ее давно уже лег и заснул.

Однако Джеб все еще не решил, что делать дальше. В таком смятенном состоянии духа он не мог бы заснуть, даже если бы его уложили в лучшую кровать Ливерпуля.

— Позвольте мне посидеть здесь в кресле, — сказал он наконец хозяйке, которая стояла, дожидаясь, когда он уйдет.

Они были давно знакомы, и она охотно дала ему это разрешение. Да и вообще ей так хотелось спать, что она не смогла бы отказать ему, даже если б и захотела. Она рада была уже тому, что бдению ее пришел конец.

Глава XXXI

О том, как Мэри провела эту ночь

Подумать только,

Что эта нескончаемая ночь,

Терзавшая меня двумя словами:

«Виновен!», «Невиновен!» — пронеслась

Над многими мгновением счастливым,

Не потревожив их блаженных снов

О счастье завтрашнем. И их дыханье

Спокойным было в сладком забытьи.

Но все виденья беспощадной смерти

Прошли передо мной!

Джон Уилсон

Ну а где же была Мэри?

Одна из забот, отягчавших душу Джеба, сразу бы исчезла, если б он мог ее увидеть. А он очень тревожился о Мэри и не раз за эту долгую ночь ругал ее и себя: ее — за упрямство, а себя — за слабость, за то, что уступил ее упрямству, позволив ей одной отправиться на розыски Уилла.

Она, как и Джеб, провела эту ночь не в постели, но под крышей у почтенных и добрых, хотя и грубоватых людей.

Она покорно пошла со старым лодочником, когда он схватил ее за руку и повел через лабиринт тюков, загромождавших пристани, а потом по каким-то темным проулкам. Она послушно следовала за ним, даже не замечая в своем странном отупении, куда они идут, но все же испытывая подобие радости, что кто-то принимает решения за нее.

Он привел ее к ветхому домику, совсем крошечному, построенному давным-давно, задолго до остальной части этой шумной улочки, и сохранившему деревенский вид. Старик ввел Мэри в комнату и, наконец избавившись от страха потерять ее где-нибудь по дороге, хлопнул ее по спине и сказал:

— Вот мы и пришли!

Переступив через порог чистенькой, ярко освещенной комнаты, Мэри очнулась от своего оцепенения (возможно, этому помог и удар по спине) и почувствовала себя очень неловко при виде старушки, хлопотавшей у очага: ну как объяснить ей свой приход! А лодочник, не снизойдя до объяснений, преспокойно уселся в кресло и принялся жевать табак, с чрезвычайно довольным видом поглядывая на Мэри, — во взгляде его читалось торжество, словно он полонил ее силою оружия, и одновременно вызов, словно он хотел сказать ей: а ну-ка, попробуй убеги!

Старушка стояла неподвижно, с кочергой в руке, дожидаясь, чтобы муж наконец сказал ей, кого он так неожиданно привел к ним в дом, но пока она с удивлением разглядывала гостью, щеки девушки вдруг залила краска, потом она смертельно побледнела, перед глазами ее поплыл туман, жарко натопленная комната закружилась, и, не успев ухватиться за буфет, она рухнула на пол.

Старик и его жена бросились к ней на помощь. Они приподняли бесчувственное тело, старик положил голову девушки себе на колено, а жена его засеменила за холодной водой. Она выплеснула всю кружку в лицо Мэри, но, хотя та судорожно вздохнула, глаза ее не открылись, а щеки не утратили землисто-серого оттенка.

— Кто это, Бен? — спросила старушка, растирая безжизненные руки Мэри.

— А я откуда знаю? — буркнул ее муж.

— Да ладно уж, ладно, — сказала она примирительным тоном, каким говорят с раскапризничавшимися